“Нынешняя жизнь сложилась так, что у среднего, нормального гражданина нет времени глазеть и на что-либо засматриваться — он всегда занят. А когда не занят, в лучшем случае читает, ходит в театр, занимается спортом, в худшем — смотрит телевизор, поучает детей, как надо жить, или пьёт. Конечно же, быть зевакой, то есть, на его взгляд, быть бездельником, у него нет времени, да и охоты, и поэтому зевак он презирает. Я же не только не презираю, но защищаю и утверждаю, что зевакой быть надо, то есть быть человеком, который, как сказал Гаршин, «не пропустит интересного зрелища». А интересное зрелище вовсе не слон, которого водят по улице (его можно увидеть и в зоопарке, и рассматривание его там почему-то не считается «зевачеством»), — интересное разбросано буквально на каждом шагу, оно у нас под ногами, пред глазами, над головой, но мы его просто не замечаем. Не замечаем потому, видите ли, что мы люди дела, люди занятые и на пустяки терять время не хотим. Поэтому мы не знаем, как выглядит фасад дома, в котором мы живём, что изображено на барельефе над правым входом в МХАТ или стенах Казанского вокзала. А ведь сделано это для вас, серьёзные, занятые люди, именно для вас, и именно для вас я, зевака, и написал эти записки.» Виктор Платонович Некрасов «Записки зеваки»

середу, 10 квітня 2013 р.

Неностальгия


          Думаю, есть один общий ответ на вопросы:
          - почему в Киеве, городе, чьим символом давно был цветущий каштан, теперь закупают саженцы каштанов в Италии?
          - почему дороги в Киеве после этой зимы будет ремонтировать турецкая фирма?
          - почему картошку Украина теперь покупает в Польше и Египте, а груши – в Китае?

          Нынешним киевлянам уже и не понятен двадцатилетней давности крик души киевлянина, как и киевлянин тот не мог предвидеть новой волны варваров, нахлынувшей в любимый город, мэра из «космоса», «теплицы» Майдана, безликие, но сверкающие башни и прочие реалии матери городов русских. Как новомодное фривольное тату на старой женщине… моветон…
          Константинополь тоже был христианским, Киев – европейским… Сейчас другие времена  и кочевники с востока переделали город и страну под свой менталитет.
          Но вы, все же прочитайте…

          Михаил Пиевский: "Признание в нелюбви"
В августе 57-го один человек пришел в родильный дом на бульваре Шевченко и забрал оттуда своего сына. И вот он взял этого ребенка и понес его домой. А на углу Владимирской на скамеечке сидела группа женщин и тяжело переживала морально-психологические последствия очередного аборта. Женщины пили портвейн и курили «Беломор». А когда они увидели этого человека, который вцепился в младенца и смотрел себе под ноги ошалелыми глазами, они закричали ему: «Осторожно! Смотри, не разлей!» Человек, который нес ребенка — это мой папа. А ребенок — это я.
КОММУНАЛКА
Мы жили в коммунальной квартире на Михайловском переулке. Я думаю, что это важно, когда ты помнишь лепной потолок, причудливой формы окно на лестничной клетке, старинное чугунное литье старых печей, изразцы с клеймом на иностранном языке и сложный бронзовый механизм для открывания окна. Мне так кажется, что это важно. Потому что тогда невозможно понять, как это все можно выкинуть на свалку и заменить простыми геометрическими фигурами и сказать всем, что это — хорошо и правильно.
Ничего не должно уходить бесследно: профессор, который ходил в галошах и жил в квартире, где на дверях его труднопроизносимая фамилия была выгравирована и натиралась зубным порошком. Или старики, что ночью играли в преферанс при свете зеленой лампы. Где теперь эта табличка? Где теперь эта лампа?
Михайловский переулок располагался вверху, а внизу был советский Крещатик. Там было много интересных и занимательных событий для пытливого пятилетнего ума. Но самым главным событием была, конечно, первомайская демонстрация. Потому что можно было кричать «ура!» во всю глотку, и никто не делал замечаний. Идешь с папой в колонне, а из репродуктора доносится: «Советскому народу...». И тут как заорешь: «Ура-а-а!» Доходишь до трибуны, где стоят неподвижные дядьки в плащах и одинаковых шляпах и с красными бантиками (Политбюро Украины там стояло) и в это время из репродуктора: «Коммунистической партии....». И тут, захлебнувшись майским воздухом, как заорешь: «Ура!» А они на трибуне улыбаются и машут своими коротенькими ручками. И выглядели совершенно органичными все эти каменные цветы и мужественные фигуры при входе в пассаж. И клумба с портретом Ленина. Все это укладывалось в голове и не имело для нас идеи. Это все имело единую форму и называлось «Киев социалистический».
После демонстрации покупались: «жулики» с изюмом, колбаса «Докторская», сыр швейцарский, чай грузинский.
А дома были привезенные из Москвы «лимонные дольки» в цилиндрических коробках и сыр «Виола». Начинался пир. В окнах горели оранжевые абажуры и включались телевизоры.
В телевизоре выходили дядька и тетка и из больших папок вычитывали: «Начинаем торжественный концерт из Колонного зала Дома Союзов». И тут я демонстрировал окружающим способность предвосхищать события. Я объявлял: «Я люблю тебя жизнь! Исполняет народный артист Георг Отс». И действительно, выходил Отс. И он пел:
Я люблю тебя жизнь,
Что само по себе и не ново. Я люблю тебя, жизнь,
Я люблю тебя снова и снова.
Я никогда не мог понять, почему «снова и снова». И вскоре начал догадываться, что этот процесс носил прерывистый характер. И у этого человека были иные настроения, например, когда он шагал с работы усталый. В общем, было о чем подумать.
У Михайловского переулка было еще одно неоспоримое преимущество перед другими улицами и переулками — он был на расстоянии 10 минут ходьбы (или 5 минут бега) от основных киевских кинотеатров: «Комсомолец Украины», «им. Чапаева», «Киев», «Днепр» и «Заря».
При желании можно было посмотреть до 4 фильмов в день. Особенно радовал тот факт, что «Три мушкетера» показывали в «Заре» практически каждый месяц.
Когда наступала зима, мы брали санки и шли на «Владку». Так мы называли Владимирскую горку. На санках можно было съехать на Подол, а затем на фуникулере вернуться на исходные позиции. Проезд в одну сторону стоил 2 копейки, но разменный автомат периодически ломался и выдавал гораздо больше «двушек», чем было заложено в него техусловиями и здравым смыслом.
Я до сих пор не могу понять, откуда брались там эти груды двухкопеечных после заброса одного гривенника. Такое бывает только в детстве. В общем, в итоге хватало и на мороженое — «Сливочное», где на этикетке были нарисованы гуси-лебеди. А при удачной работе автомата — на «Крем-брюле» с лисой и колобком.
Если добавить к картинке изредка проезжающие старые «Волги», вежливых милиционеров, бочку с квасом на углу Владимирской и Большой Житомирской, а также страстное желание стать «пожарником», то все это и называется «киевское детство».
А еще человека окружают дома. Именно окружают, и он смотрит на них. Даже, если кажется, что он не обращает внимания на архитектуру, а занят своими обычными делами — работой, сном, разговорами или обедом. Нас окружали дома начала века. Возможно, многие из них были несовершенны с архитектурной точки зрения, но они были совершенны в пропорциях, не раздражали зрение и вполне сочетались с окружающими нас строениями.
Я часто думаю об архитекторах, которые строили эти дома. Они не были гениями, но знали латынь и греческий, учились у хороших учителей и понимали, что бездарная архитектура наносит ущерб душам людей как никакой другой вид деятельности, кроме разрушительной. А может быть, архитекторы вторичны, они просто создают документы эпохи. Зачастую очень безобразные документы.






МИКРОРАЙОНЫ
Первые сталинские дома («сталинки») несли в себе некие остаточные настроения бывших времен. Хотя, может быть, их проектировали люди, учившиеся у старых учителей и не совсем потерявшие совесть. Или был в этом элемент пропаганды, или просто страх быть осужденным за «вредное направление в архитектуре». Наверное, всего понемногу. Но домов этих было немного. Облик города они испортить не могли и сиротливо жались то тут, то там в небольшом количестве как бедные родственники. Хрущевский беспредел начался в конце 50-х. А к началу 60-х приобрел характер эпидемии.
Мне до сих пор кажется, что прототипом той 5-этажки на Нивках, в которую нас переселили в 61-м году, послужил лагерный барак. В общем, нас там «заперли», как говорила моя мама. Поле, строительный мусор, переполненный автобус No47 от площади Победы, и мамины слезы.
Район был построен быстро и экономно. Кроме жилых домов, нескольких магазинов на первых этажах и Дома быта, ничего нам всем не полагалось. Кинотеатр «Нивки» построили намного позже. А рестораны, кафе были забыты (или вообще не предполагались). Какие тут рестораны, если по телевизору нам вдалбливали, что почетно быть бедным ученым и постыдно работать директором химчистки.
Меня отсылали на каникулы и выходные к дедушке и бабушке на Михайловский переулок. Началось мое существование в двух мирах: в центре, или как мы говорили, в городе, и на массиве.
Потом что-то начало происходить и в центре города. Для меня первым ударом стало 9-этажное здание напротив Оперного театра. Это был своеобразный сигнал: можно начинать архитектурное изнасилование центра. Хотя небольшие изменения происходили уже до этого. Сносили фонтаны и старые чугунные ограды. Исчезали какие-то дома, иногда невзрачные, а на их место поселялись «ужастики». Город менялся медленно, но верно. Казалось, работает кто-то трудолюбивый и мрачный, который каждое утро встает и думает: «Чем сегодня я могу навредить?»
ЛЮДИ
Теперь о людях, опять о людях. Мне кажется, что город — это не только здания, но, прежде всего, люди, которые тебя с детства окружают («город привычных лиц» по Беллю). Наум Коржавин, старый киевлянин, помнил еще Киев польский и Киев китайский. Я не помню, потому что этих «Киевов» в моей жизни уже не было. Но я еще помню чистые улицы, невозможность повальной матерщины и хамства, даже помню приличный русский язык и литературный украинский (на нем говорили профессора из университета), и эти языки не смешивались.


Диалектика, сказал бы мой друг Иосиф, который жил на Большой Житомирской. Иосиф любил Киев, работал экскурсоводом и мог водить меня по городу часами. Мы брали портвейн и шли на Андреевский спуск к Замку Ричарда. Там было дикое место, сушилось белье, и там говорили о полузапрещенном Булгакове. Иосиф умер от разрыва сердца в Мадриде. Диалектика, говорю я.
Те люди, которые эмигрировали, умерли или просто не родились — так должно быть. Другой город требует других людей, не хороших, не плохих, а других.
Сейчас, когда я смотрю на толпу в кожаных куртках с одинаковыми полосатыми сумками, я ничего не чувствую. Дом, где я родился, теперь вплотную примыкает к строящейся пятизвездочной гостинице, и во мне впервые возникло странное чувство: «А черт с ним, может, чем хуже, тем лучше?» Это уже не мое. Пусть стоит.
«Як тебе не любити?» А вот так, взять, и не любить, как уже не люблю его я, родившийся в августе 57-го на Бульваре Шевченко.
ИЗЖОГА
Наверное, я погорячился. Потому что наш балкон на Михайловском переулке выходил на общественный туалет, и он не мешал. Теперь мне много лет, у меня изжога, неудачные браки, я забыл очереди в магазинах и нервно реагирую на громкую музыку. Когда нам восемнадцать, и мы можем пить дешевый портвейн и заедать его пятикопечными пирогами, весь мир доставляет радость, все дома красивы, все женщины прекрасны, все милиционеры вежливы. Я извиняюсь. Наверное, я устарел. И Киев, который, по моему глубокому убеждению, стал похожим на большой неухоженный райцентр, не безнадежен. Лет через 40, может быть, все изменится. Мы пойдем с внуком на демонстрацию по случаю 50-летия Независимости Украины.
Я куплю ему крем-брюле и покатаю на фуникулере.


          Изжога, говоришь, автор?
          Неееет! Потому что ты не знал еще что 14 апреля 2013 года в том самом Киеве, который тебе когда-то нравился и был родным, возможно будет провести такое «мероприятие»:

          Гоп-флешмоб в Киеве (парад гопников)
 Гоп-стоп — это не понт. Гоп-стоп — это стиль жизни. Это твоя рваная тельняга и слезы под кабацко-воровскую лирику. Сидишь по полной стопе? И ты ровный поцык или чика? Значит тебе к нам!
Гоп-атрибутика, три полоски, восмиклиночки, четки, ключи на пальце, папиросы, олимпийки и т.д. пацаны должны быть одеты как пацаны, а телки должны быть одеты как телки, если у телки есть сиськи, надо показать пацанам, что они есть, в натуре. И самое главное: одеваемся стильно, просто, качественно.
На встрече возрастных категорий нету,и девченки тоже приветствуются))без вас не как)
Реквизит:
1) Семечки – обязательно
2) внешний вид должен подчеркивать гопника ( то есть, кепка, спортивный костюм, туфли, барсетка и все что вам придет на ум)
На встрече буду ровные пацаны с района,принесут с собой акустичку и исполнят на кортах пацанское музло для самых четких. + еще ковры на легендарный шансон=)
Главное больше фантазии,и у вас все получиться=) экспериментируйте не бойтесь,потом будете вспоминать такие моменты с улыбкой=)) 
Встречаемся под метро Хрещатик в 13:30.В 14:00 выйдем и пройдемся по Майдану, а там присядем и исполним легендарный шансончик вместе. И уже по ходу встречи будем думать что и как лучше будем делать

          По этому Киеву имени дважды несудимого Януковича кто-то может тосковать?!
          Ну, знаете, вырос я не в самом благополучном районе Киева – возле Евбаза, знаю все эти киевские «гоп со смыком это буду я», но ведь это была маленькая, в общем, андерграундная субкультурка и булькала она в городских гетто.
          Теперь - дождались!
          Хотите сказать, что Киев еще «переболеет» и станет лучше? Не верю, почему-то… Потому и уехал…

Немає коментарів:

Дописати коментар

Примітка: лише член цього блогу може опублікувати коментар.